Знакомившись с первыми страницами естественной истории муравьев, перейдем к муравьиной географии, попробуем получить представление о муравьином населении Земли. Конечно, нечего и надеяться разобрать здесь, как размещены в пяти частях света все пятнадцать тысяч видов муравьиных, насчитываемых ныне на нашей планете. По правде говоря, невозможно точно очертить области обитания даже только главных, наиболее распространенных видов муравьев.
Можно лишь сказать, что заселяют они сушу обоих полушарий самым причудливым и беспорядочным образом.

В одном и том же месте бок о бок могут гнездиться десятки разных видов, а каждый вид может быть разбросан в сотнях разных мест. Поэтому территории муравьиных держав часто заходят друг за друга, накладываются друг на друга, перекрывают друг друга. И все же в конце концов границы владений каждого вида могут быть в общих чертах намечены.

В целом муравьиная география учит одному: Север несравненно беднее муравьями, чем Юг. Это объясняется не только чахлостью и скудостью растительности на Севере, но также и продолжительностью северных зим, холодными, сырыми почвами Севера.

Чем дальше на Юг, чем короче зима, чем больше солнечной энергии успевают поглотить растения за год, чем богаче и разнообразнее растительность и чем раньше обогревается весной земля, тем многочисленнее и разнообразнее муравьиное население. Гуще всего населены муравьями в обоих полушариях влажные тропические районы, где растительность наиболее пышна.

Не только само по себе разнообразие и богатство растительного мира, но и его состав накладывают отпечаток на муравьиное население, так что везде различаются лесные, степные, пустынные муравьи.

Но лес, например, может быть хвойным, лиственным, смешанным, и в каждом типе лесных угодий есть, оказывается, свой тип муравьиного населения. Впрочем, одни и те же растения могут питать разные виды муравьев, а один вид муравьев может кормиться на многих видах растений.

Так или иначе, обширный, тянущийся к солнцу мир растений, пожизненно прикрепленных корнями к почве, неразрывно тесно связан с гнездящимся в земле, прячущимся от света миром постоянно снующих и не знающих покоя муравьев. Конечно, среди тысяч видов муравьев можно найти немало исключений из этого правила. Достаточно назвать фараонова муравья — Мономориум фараонис, около ста лет назад завезенного морскими судами из теплых стран и прижившегося в средней полосе. Это муравей, ставший горожанином,— вид, который в зоне человеческого жилья встречается теперь одинаково и в жарком и в умеренном поясах.

Фараонов муравей докучливо следует по пятам за человеком, успев кое-где стать одним из самых трудноистребимых домашних насекомых.

Этот муравей, заподозренный, к слову сказать, в том, что он распространяет бактерии и вирусы разных болезней, гнездится в стенах сырых погребов, возле кухонь, поблизости от пекарен, котельных, столовых. Здесь он находит все, что ему необходимо для жизни, и в то же время здесь пока еще отсутствуют вредители, опасные для этого вида. Вот почему Мономориум фараонис так часто образует в районах своей второй родины колонии совершенно чудовищных размеров — иногда из сотен тысяч и миллионов особей. Каждая из них способна необыкновенно долго существовать без пищи. Муравьи Мономориум фараонис могут не получать корма по многу месяцев и оставаться при этом жизнеспособными и постоянно готовыми пробраться к запасам мяса, сахара, жиров, масличных семян, представляющих для этого вороватого и всюду проникающего вида наиболее заманчивый корм.

Совершенно очевидно, что фараонов муравей расселился и продолжает распространяться действительно независимо от растительного мира.

Но уже только по видимости независимы от него муравьи, постоянно и непременно обитающие в пустынях, где растительность предельно скудна, но где зато хороши условия гнездования.

Муравьи обнаружены в среднеазиатских пустынях Кара-Кумы и Кызыл-Кумы и в такой классической пустыне, как Сахара. Здесь, в оазисах, встречаются виды муравьев-жнецов, питающихся главным образом семенами злаков, а также типично кочевые муравьи Тапинома и Тетрамориум, распространенные повсюду так широко, что их можно отнести к числу вездесущих.

За пределами оазисов на глинистых, каменистых, отчасти на песчаных почвах гнездятся хищные пустынные муравьи-бегунки, именуемые «фаэтончиками». Эти длинноногие муравьи славятся очень быстрым бегом — иначе им не прожить среди раскаленных песков. Во время бега они держат туловище высоко над землей, а брюшко поднимают перпендикулярно кверху, почти под прямым углом к груди.

Кроме бегунков-фаэтончиков, здесь обитают также крупноголовые светло окрашенные Феидоле, днем заметные только по темной тени, которую они отбрасывают на песке. Но обычно муравьи Феидоле промышляют не в дневные часы, а по вечерам или ночью.

Даже в совсем бесплодных районах найдены муравьи, и среди них серебристый, носящий пышное название Мирмекоцистус, он же Катаглифис бомбицинус. У этого вида солдаты вооружены длинными узкими жвалами — хорошим приспособлением, чтобы переносить тяжелые коконы с куколками.

Итак, судя по муравьиному населению, пустыни совсем не безжизненны.

Для муравьев действительной пустыней являются районы вечной мерзлоты, а южнее — районы болот, мокрые торфяники. Здесь растительный мир, правда, несравненно богаче, чем в сухих пустынях, но нет условий для наземного гнездования и особенно для зимовки.

Впрочем, теперь и здесь, в болотных топях, обнаружены муравьиные поселения. Сообщения об этом открытии были встречены в свое время с недоверием. В самом деле, ведь говорилось, что в районе торфяников муравьи жили не в висячих, воздушных гнездах, как южные виды, населяющие избыточно сырые и затопляемые участки,— нет, они гнездились на земле! Муравейники — не один, а сотни — находились на кочках, поросших осоковыми злаками и круглолистной росянкой. Семьи были неодинаковые: в одних имелось по нескольку сот насекомых, в других — по нескольку тысяч.

Каждое гнездо было сложено из аккуратно срезанных и просушенных на солнце, а затем склеенных один с другим листьев злаков и прядей мха; сверху его прикрывал серебристо-седой купол из сухого торфяного мха сфагнума. Крепкие стебли злаков, насквозь пронизывающие сооружение и продолжающие расти, служили как бы сваями, опираясь на которые муравейник поднимался над уровнем воды в болоте.

Продолговатые листовые пластинки осоки были для обитателей этих свайных сооружений кормовым угодьем. Но болотные муравьи охотились не только на «приусадебных» участках, вблизи дома. Они забирались в поисках корма довольно далеко, причем во всех направлениях перемещались над торфяником по висячим мостам, образованным побегами клюквы.

Самым удивительным оказалось, что все описываемые здесь поселения принадлежали не какому-нибудь ранее неизвестному виду, а давно описанным Формика фуска пицеа, которых всегда считали обитателями горно-степных районов и только изредка обнаруживали еще в дубовых лесах.

Свайные муравейники на болотах; муравьи-строители, которые сушат на солнце подрезанные листья, а затем оплетают ими основание стеблей осоки или заготовляют сушеный сфагнум, чтобы склеивать купола; муравьи — сборщики корма, которые, держа добычу в жвалах, бегут по стеблям трав над болотной водой; муравьи, у которых «не просыхают ноги», хотя они не опускаются на землю,— все это было чем-то новым в древнем мире муравьев. Каждое насекомое в отдельности и каждая семья в целом оказались в совершенстве приспособлены к условиям, которые для муравьев необычны и даже неблагоприятны.

Впрочем, почему же муравьи, поселяясь на болоте, должны хуже приспособляться к новым для них условиям, чем, скажем, виды, населяющие Сахару или пустыни Туркмении, чем те самые бегунки, которые в перегревающейся почве глубже зарывают свои гнезда или не покидают муравейник для охоты в часы, когда пески настолько накалены, что все живое избегает появляться на них? Или почему следует отставать от болотных и пустынных муравьев домовому Мономориум фараонис, который уже на памяти человека превратился в обитателя городских поселений? А ведь домовый муравей поселяется даже в морских судах или в железнодорожных вагонах. Здесь маткам приходится откладывать яйца, а муравьям кормить своих маток и воспитывать личинок в мотающемся на рельсах вагоне или при непрерывной океанской качке...

Видимо, изменения природы живого идут гораздо быстрее, чем принято думать.

Чем же порождаются и как закрепляются эти изменения? Когда они возникают и что их ускоряет? Об этом известно пока очень мало.

Однако совершенно очевидно, что такие изменения не могут не задеть в конце концов и антенн. В прошлом муравьи постоянно и всюду, настойчиво и находчиво выискивали с помощью антенн привычную для данного вида температуру и влажность, необходимое освещение или, наоборот, затенение, источники пищи и прочие, извечно потребные виду условия жизни. Едва нужное найдено, те же антенны без промедления оповещали собратьев по гнезду о находке.
Но вот природа муравьев изменилась, и даже если антенны с виду остались такими же, как были, они начинают выискивать уже иную температуру, другую влажность, новые источники пищи и никак не реагируют на все прочие условия, включая и те, которые еще недавно были для муравьев единственно необходимыми.

И теперь собратья по гнезду оповещаются уже только о новых находках.

Что же в данном случае изменилось в антеннах? Этот вопрос продиктован не просто и не только любопытством и любознательностью.

Если раскрытие важнейших свойств птеростигмы или стилета яйцекладов подсказывает инженеру путь к совершенствованию приборов и машин, то разгадка таких секретов живого, как действие антенн, может оказаться еще важнее. Она обещает помочь успешнее вмешиваться в, биологические явления, в жизнь живой природы, помочь направлять развитие живого применительно к намечаемым людьми целям и задачам.