От редакции
Август Форель - один из известных естествоиспытателей. Его труды, посвященные исследованиям жизни муравьев, стали классическими в мировой литературе.
Работы А. Фореля обнимают длиннейший промежуток времени: в течение 66 лет А. Форель неустанно собирал материалы, сделал интереснейшие наблюдения, изучал быт и психологию муравьев и изложил свои исследования в капитальнейшем труде по «муравьеведению». «Общественный мир муравьев» - так называется эта замечательная пятитомная работа А. Фореля. Она была издана Кюндигом в Генфе в 1923 году.
Предлагаемый нами очерк представляет краткую сводку наблюдений и изысканий А. Фореля.
Но попутно и параллельно автор останавливается и на общих вопросах эволюции и наследственности, психологии и культуры. Последние главы очерка посвящены человеку, его культуре, социальным проблемам и вопросам морали.
Как бы ни были рискованны экскурсии А. Фореля в области сравнительной психологии и «зоосоциологии» - тем не менее, многие мысли, высказанные в этой небольшой книжке, не лишены интереса, даже если с ними вполне и не соглашаться.
В оригинале очерк А. Фореля имеет четыре главы, глава 4-я, где А. Форель, оставляя твердую почву естествознания, уходит в круг несколько рискованных социологических спекуляций, нами совершенно опущена.
Настоящий перевод сделан с немецкого издания (Rikola Verlag, 1922). Перевод снабжен несколькими примечаниями.
Москва, 1923 год.

2. Муравьи и их колонии.

На каких же основах зиждется общественная жизнь муравьев? Яйцевая клетка каждого муравья может развиваться дальше или (как правило) будучи оплодотворенной или же и не будучи оплодотворен¬ной (партеногенезис). Но в последнем случае из яйца выползает не муравей, а белая личинка, лишенная ног, глаз и других органов чувств. Заботливо вскармливаемая муравьями-рабочими, она растет, линяет и, наконец, превращается в белую куколку, похожую на муравья. Уже здесь бывает возможно различать три или даже четыре формы, необычайно сильно разнящиеся между собой: обычно крылатую самку М, обычно крылатого самца С, всегда бескрылого рабочего Р и иногда большеголового или же совершенно не похожего на предыдущих солдата Ст. Лишь потом из оболочек куколок вылезают в виде крылатых или бескрылых муравьев эти дети трех или четырех сортов, но происходящие от одних и тех же родителей или матери (партеногенетически же только С и Р). Лишь тогда они научаются при помощи своего топохимического чувства обоняния, связанного с развивающимся только в куколке сравнительно большим мозгом, узнавать и взаимно любить друг друга как членов одного и того же общества. Всех же других живых существ, а в особенности муравьев других колоний, они обычно ненавидят.

У муравьев главенствует женский пол Р и С являются видоизменениями М. С чрезвычайно недеятельны и глупы, обладают лишь небольшим мозгом, не работают, не выходят за пределы муравейника и фактически служат только как бы аппаратами для оплодотворения. Они умирают почти сейчас же после совокупления (копуляции), в то время как Р и Ст живут в течение целого ряда лет, а М иногда даже и до 12- 15 лет.

Муравьи обладают «социальными» желудками или зобами, содержимое которых предназначается для кормления всего общества, включая сюда и личинки; при этом пища отрыгивается обратно через рот. Только низшие муравьи кормят свои личинки убитой добычей, которую последние в состоянии пожрать сами. Во время происходящих только раз (на воздухе) свадеб крылатых муравьев, М в течение одного дня оплодотворяются последовательно несколькими С на всю свою жизнь. Для этого у них имеется в брюшке так называемая семенная сумка, в которой бесчисленные семенные клетки всех их супругов сохраняются свежими и живыми на много лет. После этого они могут ими бережливо оплодотворять свои яйцевые клетки в течение всей своей жизни.

Было описано 5 подсемейств, 250 родов и свыше 7500 видов рас и разновидностей муравьев. Каждый из приблизительно 4500 резко разграниченных между собою видов обладает своими особыми, необычайно различными между собою, но строго инстинктивно и наследственно установленными привычками. Едва выйдя из оболочки куколки, муравей приступает к исполнению своих общественных обязанностей, не изучая предварительно их индивидуально. По различным запахам, весьма точно изученным Аделью Фьела, муравьи отличают своих сожителей по колонии от «врагов» других колоний того же вида - даже от муравьев своих кровных родственников, которые были похищены в виде куколок, и от муравьев других видов, Которые не вступили с ними в особый союз (ср. К. Эщерих «Муравей», изд. Фивега в Браун-швейге 1917 г., и мои собственные работы: «Муравьи Швейцарии», 2 изд. Фланбо в Шо-де-Фон, 1920 г., далее: «Общественный мир муравьев», изд. Кюндига в Генфе,1921 г. ¹).

Возникнув на основе инстинктов и будучи постепенно зафиксированными на протяжении миллионов лет, у муравьев различаются, смотря по видам и разновидностям, следующие профессий: ткачи, мясники, скотоводы ², каменщики-строители, огородники-грибоводы, строители дорог, «деревообделочники», собиратели зерна или жнецы, няньки, воины, похитители рабов, воры, разбойники-убийцы и даже паразиты - «буржуа»; но нигде у них не встречается ни профессоров, ни ораторов, ни хвастунов, ни начальников, ни бюрократов, ни даже офицеров, и уж во всяком случае у них нет ни капиталистов, ни торгашей и ростовщиков ³.

Это сходство, а вместе с ним и различие сообществ муравьев с нашим человеческим обществом не является только кажущимся. Глубокие наследственные или приобретенные причины филогенетического и онтогенетического (эволюция видов и индивидуальное развитие) лежат здесь в основе. Как кратко выражается Уилер: «Различными путями эгоцентризм переходит в социоцентризм».

Значительное многообразие их инстинктов, обычно наблюдаемая их всеядность, большое число их видов, их долголетие, относительная оседлость их «гнезд» и широта их распространения (почти по всему земному шару) сообщают муравьям такую социальную силу, которой только отчасти и в гораздо меньшей степени обладают другие социальные насекомые, как, например, термиты, осы, пчелы и другие. И потому бразильцы правы, называя муравьев истинными властителями Бразилии. Несмотря на это, всякая колония муравьев не имеет более свирепых и опасных врагов, чем другие колонии тех же насекомых ⁴. И насекомые и млекопитающие возникли в богатую расцветом биологических форм эпоху вторичного геологического периода ⁵. Но у людей, в противоположность муравьям, мужчина развился сравнительно одинаково с женщиной. В то время как наследственный социальный инстинкт муравьев позволяет их колониям жить в глубоком согласии и любви без властителей и без управления, без вождей и руководителей, в чудно согласованной и организованной анархии, мы, люди, совершенно к этому неспособные, так легко впадаем в состояние бандитизма. А это вынуждает нас вновь подчиняться власти какой-нибудь более или менее угнетающей нас силы. В этом и заключается трагедия человечества, тысячекратно повторявшаяся на протяжении мировой истории. Но все же это может и должно измениться!

Раздоры и войны ⁶ между различными колониями муравьев никогда не смогут прекратиться. Почему? Потому что их инстинкты и их реакции на запахи слишком глубоко вкоренились; потому что количество их видов и их специфических особенностей слишком велико; потому что муравьи слишком малы для того, чтобы, даже желая этого всей душой, они могли бы заключить между собой интернациональный союз; и, наконец, главным образом, потому что рассудок и душа муравья, обладающего хотя и относительно большим, но абсолютно маленьким мозгом, совершенно не в состоянии понять, что такое земной шар или интернационализм.

Несмотря на это, душа муравья ⁷ обладает не только способностью к весьма сильным и заметным аффектам, но и индивидуальною способностью модификации, делающейся пластичной под влиянием личного опыта и памяти. Эта способность позволяет муравьям приспосабливаться к самым необычайным условиям. Проще говоря, Р и М муравьев слегка поддаются приручению и дрессировке, если только при этом от них не требуют чрезмерного и принимают в расчет особенности их органов чувств по сравнению с нашими ⁸.

Несколько примеров будут полезны для пояснения вышесказанного.

Васману удалось так приручить одного муравья типа «formica rufibarbis» Р, что он привык взбегать к нему на кончик пальца и там есть.

В 1907 г. Турнер выдрессировал муравьев, принадлежащих к родам «myrmica» и «formica» Р тому, чтобы, дав себя сбросить вместе с куколкой вниз с платформочки, отнести ее в свой муравейник. Эти муравьи позволяли ему брать себя пинцетом, вновь сажать на платформочку и многократно повторять с собой тот же опыт.

Турнер научил одного муравья F. subsericea пользоваться маленьким разборным и переносным мостиком для того, чтобы перебираться с платформочки в свой муравейник, устроенный в виде островка. Я дословно приведу описание этого замечательного опыта:

«Я взял одновременно двух Р А и В, В быстро запомнил дорогу, которая несколько окольным путем вела на островок по спуску, ведущему под платформочку, но В не мог запомнить той же дороги. Он наудачу бегал, по платформе, тщетно пытаясь найти горизонтальный переход. Я пытался показать В правильный путь к спуску, но безуспешно».

«Под влиянием другой мысли, пришедшей мне в голову, я подсунул разборный мостик под муравья и таким способом перенес его прямо на островок. Там он сразу направился к муравейнику и отнес туда свою куколку. Как только В опять сошел с островка, я вновь подсунул под него мостик и перенес его на платформу, и он побежал за новой куколкой. После этого я перенес его с помощью разборного мостика опять на островок. Повторив этот прием несколько раз, я достиг того, что В, войдя на мостик, оставался совершенно спокойным и неподвижным вплоть до того момента, когда являлась возможность сойти на противоположный «берег»; это явление наблюдалось при переносе как в ту, так и в другую сторону. Наконец, муравей стал даже сам взбегать на мостик, как для того, чтобы перенести куколку в гнездо, так и для того, чтобы отправиться обратно за новой куколкой. В течение двух часов я повторил такой перенос взад и вперед приблизительно пятьдесят раз».

«Когда же я пытался подсунуть мостик под других Р той же колонии и даже под А, то они либо нападали на мостик, либо старались от него увернуться, либо кусали меня. Этим самым А я В постепенно научились выполнять одинаковые действия для одной и той же цели, но совершенно различными способами, так что, в конце концов, В привлекало то, что отталкивало А, и наоборот; это происходило благодаря различию личного опыта».

Одним из моих основных опытов я доказал, что муравьи, перерезанные бритвой несколько позади «передней груди», прекрасно могли отличать своих товарищей от врагов. Они сохраняли все свои умственные способности и память. По-видимому, так же дело обстоит и с одною отрезанной головой, но здесь доказать это труднее, так как при этом отсутствуют движения передних ножек. Наоборот, туловище муравья без головы совершает только бесцельные рефлекторные движения. Итак, один только мозг, т.е. одни так называемые «столбовидные тела», объединяют все движения туловища и целесообразно их согласуют и только эти «столбовидные тела» служат для определенной цели и обусловливают собою способность модификации. Из этого следует, что тот же самый мозг является у них и органом памяти, и мышления, и носителем социальных привычек. Я доказал, что один гинандроморф амазонского муравья ⁹, голова которого была совершенно Р, в то время как туловище оставалось почти совершенно С, совершил набег на обыкновенный Р, похитил личинку и отнес ее в свой муравейник, на что ни М, ни С, разумеется, совершенно неспособны. Я полагаю, что это в достаточной мере ясно.

Однажды, возвратившись из Алжира в Цюрих, я привез с собою в мешке целую колонию муравьев одного из видов Cataglyphis. У себя на родине эти муравьи всегда строят муравейники с широкими входами. Через них эти большие длинноногие муравьи день и ночь могут входить и выходить, не опасаясь нападений со стороны муравьев более мелких. В Алжире не существует густого дерна, подобно нашему, который для столь крупных муравьев является совершенно непроходимым. Кроме того, там мелкие муравьи боязливы и миролюбивы, составляя в этом полную противоположность нашим северным воинственным и дерзким «садовым» и «луговым» муравьям.

Выпустив моих алжирских Cataglyphis на траву в саду дома для умалишенных в Бургхельци, я увидел, что они стали строить себе муравейник по алжирскому способу, т.е. с очень широким входом. Но вскоре их стали мучить маленькие «садовые» муравьи, которым иногда удавалось вытаскивать через этот большой вход даже потомство алжирских гостей буквально из-под ног. По-видимому, «алжирцы» очень сердились на такие повторные грабежи, и так как они были почти не в состоянии ловить этих ма-леньких воров, то постепенно, как показали мои ежедневные наблюдения, Cataglyphis научились заваливать широкий вход их муравейника (в особенности но ночам) кусочками сухой земли, и таким способом в течение нескольких недель они приучились совершенно закрывать вход. Я должен отметить, что во время всех моих многочисленных повторных наблюдений, произведенных в Алжире и в Тунисе, мне не доводилось видеть ничего подобного. Поэтому здесь бесспорно имеет место тот факт, что муравьи, на основании коллективного и личного опыта, научились действовать целесообразно ¹⁰.

Большие американские муравьи Atta Р и Асго myrmex Р путем древнего наследственного филогенеза инстинктивно приспособились к разведению известных пород плесневых грибков, которых они превращают в микроскопические «кольраби», как его называет Меллер. Последнее исключительно и составляет их пищу. По моему предложению д-р Брух в Ла-Плате попробовал заставить их попоститься, а затем давать им в пищу только сахар и мед. Но эти муравьи начали питаться этой новой пищей только после более или менее продолжительного поста. Сначала они только перепачкали в меду ножки; эта неловкость ясно указывает на то, что их инстинкт противился такого рода пище. Но постепенно они научились глотать мед, и он стал им нравиться всё больше и больше. Д-р Брух прислал мне фотографии, изображающие нескольких Atta, стоящих вокруг капли меда и жадно поедающих его.

Таким образом, становится несомненным то, что необычайные обстоятельства вынуждают муравьев научаться вещам, не свойственным их врожденным инстинктам или по крайней мере исчезнувшим сотни тысяч лет тому назад.

Аффективные душевные состояния муравьев, гнев, отчаяние и, в особенности, страх можно превосходно наблюдать во время муравьиных войн. Эти настроения могут доходить с одной стороны до, правда, скоропреходящего бешенства, когда муравьи убивают своих же товарищей, и, с другой стороны, до малодушного бегства, во время которого они в панике бросают на произвол судьбы свое потомство. Я неоднократно сам наблюдал и описывал эти явления. Здесь, подобно тому, как и у нас, у людей, причинами являются наследственные задатки, связанные со случайными и притом необычайными обстоятельствами.

Каждое животное обладает своей собственной этикой и своими собственными особыми состояниями духа (настроениями), присущими своему виду. В небольшой французской брошюре «Мораль как таковая» я иллюстрировал этот факт несколькими юмористическими примерами. Мы, люди, допускаем большую ошибку, пытаясь мерить всё на свой аршин. Многие животные могли бы нас заставить постыдиться своими глубокими и исполненными истинного самопожертвования семейными чувствами (неко-торые обезьяны, попугаи) или же социально-общественными чувствами по отношению к своим товарищам-сожителям (муравьи, термиты). Мы должны были бы многому у них учиться с тем, чтобы совершенствоваться самим и побороть свои жестокие природные инстинкты, вместо того чтобы разжигать их войнами и алкоголизмом. Мы должны были бы тщательно изучать все хорошие примеры личной и общественной жизни, наблюдаемые вокруг нас в природе. Одновременно с этим мы должны были бы научиться презирать или по крайней мере не следовать дурным примерам антисоциальной, т. е. иначе - не этичной жизни.

Не следует забывать того, что мы - люди - всего лишь 400 лет тому назад, благодаря Колумбу и Галилею, стали представлять себе форму земли сколько-нибудь правильно и что мы еще так далеки от подлинного интернационализма. У муравьев же исключена всякая возможность письменной или какой бы то ни было иной (например, через посредство чувствующих рожков) передачи сведении и навыков. И тем - не менее, социализм муравейника несравнимо выше в отношении к устройству всех наших государств, штатов, союзов и обществ, в особенности поскольку дело касается единодушной общественной работы, единства действий и самопожертвования личности на благо общества. Тот, кто хоть однажды с достаточным терпением в течение нескольких часов и внимательно наблюдал поход амазонских муравьев или восстановление разрушенного муравейника с рассыпанными личинками, тот никогда не сможет в этом усомниться. Отчего же происходит это различие и почему оно не в нашу пользу?

Оно происходит оттого, что человек благодаря глубоко укоренившимся в его мозгу наследственным задаткам является существом эгоистичным, похотливым, хищным, жадным, властолюбивым, мстительным и завистливым; он всегда в большей или мень-шей степени стремится эксплуатировать или вообще угнетать себе подобных для улучшения личного благосостояния. В бессознательной слепоте мы не замечаем наших собственных недостатков и ошибок, в то время как недостатки и ошибки наших ближних мы мысленно преувеличиваем. В самом деле, я думаю, что постепенно накопляемые и приводимые в систему социальные инстинкты муравьев являются значительно более мудрыми, чем те, которыми обладает Homo sapiens.

Тем не менее, существуют люди, особенно женщины, которые жертвуют всем для общественного блага. Но они являются только исключениями, и в большинстве случаев их не понимают и преследуют. Если же случайно им дается власть, то они опьяняются этим успехом и теряют свои хорошие социальные качества. В высшей степени редко встречаются такие люди, которые, несмотря на счастье и успех, прямо и неуклонно следовали бы по честному, тернистому социальному пути.

Что же мы можем сделать, чтобы стать более похожими на муравьев, оставаясь в то же время людьми? Трагические события мировой войны и последовавшей затем, начиная с 1919 г., войны экономической наводят на глубокие размышления; они побуждают нас к изысканию возможного решения человеческого социального вопроса на основании строго поставленных научных рассуждений.

Август Форель Человек и муравей. Очерк о наследственности и эволюции.
Перев. с нем. С. Шорыгина, под ред. Е. Кавальери.
М.: Белые альвы, 2007. - 48 с.
ISBN 5-7619-0263-х

Купить книгу в магазине: ozon.ru.